Античный философ Платон сравнивал человеческую душу с колесницей, запряженной двумя конями – рациональным разумом и инстинктивным, эмоциональным началом. В этом смысле современная экономика воспринимается поездкой на одном коне. Ведь по части принятия решений о том, как сэкономить и куда лучше инвестировать, люди считаются хладнокровными калькуляторами на службе своих личных интересов. Однако за последние пару десятилетий появился ряд доказательств того, что экономика – это, как говорится, «про людей», а значит не все в ней так линейно, рационально и предсказуемо. Главным защитником этой идеи сегодня выступает нейроэкономика. Рассказываем, что это за наука и помогут ли исследования мозга сделать революцию в экономике.
Откуда появилась нейроэкономика?
На самом деле, четкой отправной точки у нейроэкономики нет. С одной стороны, в 1980-е годы популярность стали набирать концепции поведенческой экономики, позаимствовавшие идеи из психологии, дабы объяснить механизм индивидуального принятия решений. Затем, в 1996 году, ведущий нейробиолог из Нью-Йоркского университета опубликовал ставшую потом известной книгу «Эмоциональный мозг: загадочные основы эмоциональной жизни», в которой он объяснил то, как мозг обнаруживает риски (в том числе экономические), реагирует на них, и, что важнее, какие это влечет за собой изменения в структуре миндалевидного тела.
Примерно в то же самое время ученые «дорвались» до возможности применять технологию магнитно-резонансной томографии (МРТ) и сканировать мозг вдоль и поперек во время самых разных занятий. Например, во время того, как человек решает экономические задачи. [myline]Так, постепенно в повестке дня Американской экономической ассоциации, и даже Всемирного экономического форума в Давосе, стали мелькать вопросы о физиологической стороне принимаемых человеком экономических решений. А вместо формул и уравнений экономисты стали подкреплять свои теории снимками полушарий мозга.[/myline] Вдобавок ко всему в 2002 году Нобелевскую премию по экономике получил психолог из Принстона Даниэль Канеман. Как раз в период одов и для мира экономики, и для мира биологии стало очевидным, что им пора пересечься и помочь друг другу. Так оформилась новая междисциплинарная область, изучающая то, как функции мозга влияют на принимаемые человеком решения, зачастую иррациональные.
Homo sapiens vs. Homo economicus: что и зачем исследуют в нейроэкономике?
Центральным принципом нейроэкономики является утверждение, согласно которому в процессе принятия решений, связанных с риском или вознаграждением, задействованы несколько систем мозга. К этому выводу и экономисты и нейробиологи пришли после эксперимента «игра в ультиматум».
Во время этой игры один участник предлагает разделить энную сумму денег со вторым игроком по схеме «У меня есть 10 долларов, я оставлю себе 8, а тебе дам 2». Партнёр должен либо принять, либо отклонить предложение о дележке денег. Если он откажется, то не получит ни цента. Согласно стандартной экономической теории, раз первый игрок в принципе предлагает второму деньги, его предложение будет принято, потому что второй игрок предпочтёт получить хоть что-то, чем ноль.
В ходе эксперимента, однако, ученые обнаружили, что второй игрок часто отказывался от несправедливых предложений. Во время эксперимента ученые сделали МРТ-снимки мозга игроков. Так они обнаружили, что отказ от предложения в игре с ультиматумом был связан с высоким уровнем мозговой активности в дорсальном стриатуме (полосатом теле). Именно эта часть мозга участвует в принятии решений о вознаграждении и наказании, также она непосредственно связана с дофаминовой системой. А как известно, высвобождение гормона удовольствия и эйфории может вызывать соответствующее поведение.
[mydoubleline]Самое интересное, что игроки стали охотнее соглашаться на несправедливое предложение после низкочастотной транскраниальной магнитной стимуляции. То есть когда им искусственно подавили активность в указанном отделе мозга.[/mydoubleline]
Другой довольно известный эксперимент провел экономист из Гарвардского университета Дэвид Лайбсон. Он обнаружил, что реакция мозга на краткосрочные богатства (испытуемым дарили подарочные сертификаты на 15-20 долларов) в значительной степени происходит в лимбической системе – участке мозга, который управляет эмоциями. И, напротив, перспектива получения каких-то благ в будущем, а не здесь и сейчас, вызывает активность в префронтальной коре, которая связана с разумом и расчетом. Поэтому с большей долей вероятности ответственность за вот тот спонтанный, срочный микрокредит на новый i-Phone вы делите со своей лимбической системой.
Ряд нейроэкономистов утверждает, что такие эксперименты по сканированию и визуализации мозга – это начало революции в экономике. Теперь можно отойти от того, чтобы полагаться только на грубые статистические модели о том, как люди ведут себя в ответ на повышение процентной ставки или увеличение налогов. Будут ли люди покупать вот такую-то страховку или инвестировать в такие-то акции? Даже реакция на рекламу или решение о забастовке в ответ на сокращение зарплаты можно будет предсказать, если напрямую заглянуть в мозг.
К слову, предположения ученых уже подтверждаются на практике. [myline]К примеру, специалисты Стэнфордского университета несколько лет назад успешно выстроили прогноз эффективности кампании по кредитованию для одного интернет-проекта, опираясь на данные о нейрофизиологических реакциях в мозге. [/myline]Однако более активно разработки и выводы из нейроэкономики кочуют в нейромаркетинг. Вот тут-то сообщения от производителя к потребителю настраиваются максимально адресно и с учетом скрытых на первый взгляд психологических и биологических нюансов. Да и это не предел: некоторые нейроэкономисты уверены, что вскоре не только экономика, биология и психология будут помогать лучше понять природу принимаемых человеком решений и ответных реакций. Также к процессу подключатся и антропология, социология, политология.
Нужны ли экономистам мозги? Критика и скепсис в отношении нейронауки в экономике.
Как и следовало ожидать, не всех специалистов по экономике воодушевляет идея связываться с нейробиологией и психологией. И уж тем более им доверять.
Самая жестокая критика нейроэкономики исходит от двух экономистов из Принстонского университета, Фарука Гюля и Вольфганга Песендорфера. В своей статье от далекого 2005 года «Случай бездумной экономики» они утверждали, что нейронаука не может трансформировать экономику, т.к. то, что происходит внутри мозга, не имеет никакого отношения к экономической дисциплине. Важны решения, принимаемые людьми, их «выявленные предпочтения», но не процесс их достижения. Для понимания того, как общество справляется с последствиями этих решений, классическое предположение о рациональной максимизации полезности работает очень хорошо. А вот эти все заигрывания со снимками мозга – это лишнее.
Другой экономист, Дэвид Колландер из университета Миддлбери в Вермонте, иронично сравнивает нейроэкономику с попытками некоторых ученых XIX века создать «гедониметр». Это такое устройство, которое, как предполагалось, могло бы измерять степень полезности и удовлетворенности от решений, принятых человеком. Хотя при этом Колландер вынужден согласиться с объективными причинами развития нейроэкономики: [mydoubleline]Экономика стала дедуктивной наукой, потому что у нас не было инструментов для сбора информации индуктивно. Теперь лучшие статистические инструменты и нейронаука открывают возможности для того, чтобы экономика стала более абдуктивной наукой, объединяющей элементы дедуктивного и индуктивного подходов.[/mydoubleline]
Определенный скепсис в отношении успехов нейроэкономики звучит и со стороны биологов. В частности, именно они понимают все ограничения, которые испытывает нейронаука сегодня. Дело в том, что стандартная визуализация при помощи МРТ идентифицирует активность в слишком большом участке мозга. «Кровоток – это косвенный маркер того, что происходит в голове, это лишь один индикатор», — признает Кевин МакКейб, нейроэкономист из Университета Джорджа Мейсона.
Все чаще нейробиологи ищут более четкие ответы, анализируя отдельные нейроны, а это возможно только при инвазивных методах, таких как внедрение специальной иглы в мозг. Большинство инвазивных исследований мозга проводятся на крысах и обезьянах, которые, хотя и имеют аналогичные системы стимулов на основе дофамина, не обладают схожей с нами системой принятия решений. Так что риски тут явно перевешивают выгоду от проведенных исследований.
Да, с одной стороны, у нейроэкономики большое будущее. Определяя, какие области мозга активны в тех или иных типах процессов принятия решений, нейроэкономисты лучше понимают природу того, что кажется неоптимальным и нелогичным выбором. Профессор Джонатан Коэн, директор Института нейронауки в Принстоне, вовсе утверждает следующее: [mydoubleline]Я знаю, что мое заявление очень смелое, но экономика, психология и нейронаука действительно являются братьями и сестрами, разделенными при рождении. Ведь все эти дисциплины в довольно многих случаях изучают одни и те же явления.[/mydoubleline]
При этом даже самые вдохновленные ученые этой области признают, что успех нейроэкономики не должен означать, что она неизбежно восторжествует над неоклассической экономикой, основанной на рациональности. Напротив, идеи, почерпнутые из исследований мозга, могут помочь ортодоксальным экономистам разработать более богатое и полное определение рациональности. Справедливую мысль на этот счет как-то высказал упомянутый нами обладатель Нобелевской премии Даниэль Канеман: «Экономисты более впечатляются доказательствами из нейробиологии, чем доказательствами из психологии. Ведь нам, ученым, намного легче спорить о бессмысленной, чем о «безмозглой» экономике».
