Сегодня Санкт-Петербург представляется нам ровной, где-то лучше, где-то хуже заасфальтированной, площадкой с расставленными на ней домами и элементами благоустройства. Везде можно пройти, не замочив ног. А как было раньше?
5000 лет назад ноги пришлось бы замочить уже в районе Литейного проспекта. Уровень воды в Балтийском море, в районе восточного окончания Финского залива, в X-III тысячелетиях до н.э. был на 4-7 метров (в разные периоды) выше, чем сейчас. Береговая линия проходила где-то между Литейным и Лиговским проспектами, и далее – вдоль Сампсониевского проспекта. Она представляла собой пляж с небольшими песчаными дюнами, наподобие тех, что мы видим сегодня в Курортном районе. Невы еще не было. Охта и Волковка сливались где-то около Охтинского моста и прокладывали будущий фарватер Большой Невы. Вода Ладожского озера попадала в Балтийское море по Сайменской впадине, а на месте Петербурга была спокойная бухта, возможно, обитаемая.
Первые люди, представители кундской мезолитической культуры, появились в Ленинградской области в VIII тысячелетии до н. э. К сожалению, их следов на территории города уже не найти из-за случившейся катастрофы. Около 4000 лет назад (пирамида Хеопса уже 500 лет как построена) море отступило, Сайменская впадина поднялась, и Ладожское озеро лишилось стока в Балтийское море. Уровень воды в озере начал подниматься и почти достиг места, где сейчас находится город Старая Ладога (13 км от береговой линии).
В те времена там находилась неолитическая стоянка, обитатели которой могли наблюдать, как с каждым годом вода все приближалась. Со стороны Финского залива Ладожское озеро сдерживали Ивановские пороги. Неизвестно в каком году случилось самое крупное в истории Петербурга наводнение, но вода тогда пришла не с моря. Новая река смыла дюны и, только когда поток ослаб, нашла то русло, в котором сейчас протекает. Возможно, сценарий был более мягкий, но, тем не менее, все «пляжи» оказались занесены речным илом.
Представление о топографии «исторического» Петербурга может дать карта 1900 года, где синим цветом обозначена затопляемая часть города. Жители «пляжей» могут чувствовать себя в безопасности, их дома находятся на высоте 7-10 метров над уровнем Финского залива. Во время самого сильного, исторически зафиксированного наводнения 1824 года, вода поднималась на 4,2 м.
1676 год
Шведская карта Ингерманландии
На безопасной от наводнений высоте проходит Нарвско-Новгородский тракт. Не согласен с теми, кто утверждает, что он шел по болотам. Возможно, от сегодняшнего Горелова до Московских ворот болота были, но затем тракт шел по бывшим «пляжам»- недаром Черниговская улица, параллельная Лиговскому проспекту, раньше называлась Песчаной дорогой. Местность в «затопляемой части» сильно заселена. Предлагаю выделить два населенных пункта, за которыми проследим на следующих картах. Они хорошо идентифицируются в современном Петербурге. Это деревня Калинка — рядом с теперешним Калинкиным мостом и мыза ротмистра Конау — на месте Летнего сада. Никто из живущих там не ждет катастрофы, но она уже близка.
1698 год
План города Ниенштадт
Решил изучить эту карту, так как хотел убедиться в последствиях разрушительного наводнения 1697 года, когда вода поднялась якобы на 25 футов (7,5 м). Если это правда, то и Калинка, и ротмистр Конау должны были быть под слоем воды в 5 метров. С ротмистром все в порядке, оба его дома присутствуют на карте. Калинки нет, хотя позже она снова появится. Вообще зона затопления выглядит пустынно, видимо, к моменту основания Санкт-Петербурга люди побаивались селиться в ее границах. Но есть одно удивительное исключение. Остров Голодай весь распахан, а на Смоленке находится большая деревня. Скорее всего, указанная в шведских отчетах высота подъема воды нужна была составителям для получения компенсаций или налоговых льгот. Интересной особенностью карты является изображение на ней пахотных земель. Пашни занимают район «пляжей» от Фонтанки почти до самой Невы.
О болотах, на которых построен Санкт-Петербург
Принято считать, что они были «непроходимыми», а некоторые авторы утверждают, что Мойка и Фонтанка на этих болотах начинались. Последнее предположение легко опровергнуть — абсолютно на всех шведских картах, как и сегодня, Фонтанка начинается из Невы, а Мойка — из Фонтанки. Единственная река, которая действительно начинается из болот, была Кривуша — ныне канал Грибоедова (в 1739 году исток Кривуши был соединен с Мойкой).
Что касается болот — их было не так много, как считается. Попробуем определить, где они находились. Где их точно не было, так это на мызе Конау. Ротмистр, пережив наводнение, не стал испытывать судьбу дальше и, когда появились русские войска, сбежал в Швецию. Думаю, его потомки до сих пор хранят документы на землю. Мыза сразу привлекла внимание Петра Первого. По некоторым свидетельствам там уже был небольшой парк, а на всем пространстве будущего Летнего сада и Марсова поля росли ели, которые Петр объявил заповедными. Ели просуществовали на Марсовом поле до конца XVIII века.
Сразу после основания города начали строить Адмиралтейство. Его строили по всем правилам фортификационного искусства. Чтобы зона вокруг простреливалась, вырубили весь лес по периметру: Зимняя канавка, река Мойка, Конституционный суд. Строительство домов в этом прямоугольнике было запрещено. Он стал называться Царским лугом — там паслись царские коровы. Обратите внимание: «лугом», а не» болотом», хотя никаких специальных мелиоративных работ там не проводилось.
При благоустройстве сквера у Казанского собора на глубине 1,8 м, там, где раньше была Переведенская слобода, нашли хорошо сохранившиеся лапти, кожаную обувь и многочисленную скорлупу лесных орехов, а орех, как известно, на болоте не растет.
Так где же болота?
На картах 1720, 1721, 1734 гг. я, наконец, обнаружил болото. Находится оно между рекой Кривушей (канал Грибоедова) и Фонтанкой.
Можно ли этим картам верить? Я бы не стал. Во-первых, все они были составлены кабинетными картографами-иностранцами, большинство из которых никогда не были в Петербурге. Во-вторых, при общей несхожести карт, болото на них удивительно похоже. Как будто первый автор, заняв им весь район за городскими воротами (откуда по ночам доносился волчий вой), преследовал вполне благородную цель — предупредить людей: «Не ходите туда». Остальные авторы с него срисовывали.
Любопытно, что на карте де Фера, изданной в 1717 году по рисункам, сделанным Петром Первым (сам де Фер в Петербурге не бывал), болота нет. В 1736 году сгорел старый Гостиный двор, сейчас на его месте гостиница «Талеон». На сгоревшее место торговцев не пустили: «Весь город пожгут». Им выделили под застройку участок за Кривушей, подальше от города (первый торговый мол в России). Современник строительства историк А.И. Богданов пишет: «Новый деревянный Гостиный Двор зачат строить 1737-го, где была Роща Березовая». Заглавные буквы говорят о том, что роща была значительным объектом. Значит, таких брутальных болот, как на карте 1734 года, там не было.
Кстати, кроме того, что Петербург – город на болотах, считается, что он еще и город на костях. Встречаются цифры умерших при строительстве: 100000, а то и 200000 человек. Это при населении города в 1725 году — 40000 человек. Однако никаких массовых захоронений вне официальных кладбищ не обнаружено, а площадь самих кладбищ вполне соответствует среднему показателю на душу населения. Особенно убедительны современные исследования списков работников, прикомандированных к различным ведомствам. Выясняется, что один и тот же работник упоминается в списках годами, не умирая. Эти же исследования показывают, что средняя смертность по Петербургу была совсем немного выше, чем по России в целом, благодаря хорошему качеству невской воды, удовлетворительному питанию и профилактике кишечных заболеваний (каждому работнику выдавались рыбий жир и уксус).
Болота в Санкт-Петербурге, как и туманы в Лондоне, появились не сразу. Застройка берегов Кривуши и Фонтанки привела к тому, что территория между ними, лишившись естественных стоков в эти реки, стала действительно болотом, а вскоре и «непроходимым» болотом. Появляются водоемы на месте Думской улицы, улицы Бродского (Михайловской) и Садовой улицы (см. карту 1738 года). Карте можно верить, потому что сделана она была на основе первых топографических съемок в Петербурге (1729 г.). Особенно впечатляет образование целой «реки» на месте Садовой улицы. Она, в силу естественного уклона, течет навстречу Кривуше. Сейчас о ней напоминает только пруд в Юсуповском садике.
Легенды рождаются в головах: а что могло родиться в голове у петербуржца, стоящего среди луж еще не мощеного Невского проспекта, спиной к Адмиралтейству, лицом к Аничкову мосту? Если он стоял во времена, когда Аничков дворец уже был построен, то справа он видел дворец, к которому подходили камышовые заросли. Слева — Караванную улицу, к которой тоже подходили камышовые заросли. Мост начинался от Караванной: он был деревянным, низким, вровень с Невским, длинным — метров двести. Конечно, стоящему там должно было показаться, что город, в котором он живет, стоит на болотах. Уверенность в этом он передал своим детям и так далее…
Стоп! Какое моральное право я имею спорить с тем петербуржцем? Может быть, он прав. Может быть, о каких-то болотах, о которых он знал, я не знаю?..
